.  

Вячеслав Игнатьевич Ялфимов

ЛЕТОПИСЬ ПОКОЛЕНИЙ

Перейти ко ВТОРОЙ ЧАСТИ "Летописи поколений"

Вернуться в "ПУБЛИКАЦИИ"

 Генеалогическое древо рода Ялфимовых

 .  

ОТ АВТОРА

Как родилась эта книга? Замысел её возник давно. В 1975 году я прочитал маленький очерк В.М. Пескова ”Я помню”. Василий Михайлович известнейший журналист. Им написаны десятки книг (издательство ”Терра” издало 9 томов его сочинений), сотни публикаций в журналах и десятки тысяч статей, очерков и заметок с изумительными фотографиями в рубрике ”Окно в природу” в ”Комсомольской правде”, где он постоянно проработал 60 лет и продолжает работать по сей день. Он единственный в нашей стране лауреат Ленинской премии в области журналистики.

В своём очерке Песков делится воспоминаниями о днях войны, выпавших на его детскую долю в период с 11 до 13 лет, когда они жили под Воронежем в это суровое время. У меня возникло желание написать свои воспоминания (о том, что я помнил и из рассказов родителей, дедушек, бабушек, …) о том суровом времени тех военных лет.

Война началась на 22-ой день после моего рождения. А ровно через месяц воинский эшелон увез отца по мобилизации и вернулся он уже в конце ноября 1945 года. Долго я вынашивал свой замысел. И только перед празднованием 40-летия Победы родился у меня мой маленький очерк ”Память суровых лет”.

Я уже жил, после окончания аспирантуры и защиты диссертации, в Москве. Была семья, росла дочка. Свой труд отправил в родной город Гурьев, где родился, вырос и прожил 27 лет. Очерк слово в слово напечатала областная газета ”Прикаспийская коммуна” 4 мая 1985 года.

Прошло почти 20 лет, и к 60-летию Победы я опять взялся за перо: решил на основе того маленького очерка написать подробные воспоминания, облекая их в форму родословной летописи. Представлял в редакции разных газет и журналов.

Откликнулась ”Комсомольская правда”. Известный обозреватель газеты Инна Руденко, давая обзор присланных писем к 9 мая 2004 года, рассказала обо мне и о моих воспоминаниях, присланных в ”Комсомолку” (”К.П.” от 10 мая 2004 г.). В 2005 году журнал ”Благо” в юбилейном номере ко Дню Победы поместил уже большой очерк с цветными фотографиями под тем же названием ”Память суровых лет”.

Накануне Дня Победы в мае 2005 года в частном порядке вышла моя небольшая книжка ”Наша жизнь”, но тираж её был маленький – 100 экземпляров. Я отвёз её в информационное агентство ”Регнум” и предложил разместить в Интернете на их сайте. Книга была принята и выставлена в разделе ”Это моя война” под названием ”Летопись поколений”, причём она была своеобразно оформлена в виде старинного летописного свитка.

Один экземпляр книги я отослал В.М. Пескову, как своему кумиру и человеку, вдохновившему меня взяться за перо. Василий Михайлович прислал мне в ответ письмо с благодарностью за подарок. Там есть такие строки: «Ваша книжечка – это хорошо исполненный сыновний долг”.

Спустя года три, я отослал ДВД диск с этой книжки в журнал ”Простор” (г. Алма-Ата), где её также напечатали безо всяких купюр в 2009 году в номере 10. И я решил написать продолжение, рассказав о том, что произошло за истекшие пять лет с 2005 года и, дополнив тем материалом, что не вошёл в первую часть.

И вот моя книга готова. Представляю её на суд читателей теперь в полном объёме. Одновременно вторую часть «Летописи” из этой книги отдаю агентству ”Регнум” для размещения в Интернете.

Моя искренняя благодарность за помощь в создании этой книги:
- моим братьям Ивану Игнатьевичу и Владимиру Игнатьевичу Ялфимовым;
- моим помощницам Кире Евгеньевне и Ксении Евгеньевне Калинкиным, дочерям моего друга Евгения Васильевича Калинкина, с которым мы дружим семьями уже 42 года, с момента нашего поступления в аспирантуру ”Плехановки” в 1968 году.

Книга охватила период жизни нашего города Гурьева с момента его возникновения (1640 г.) и родословную рода Ялфимовых почти на протяжении двух веков до сегодняшних дней.

А жизнь продолжается. Как сказано в Библии в наставлениях Екклесиаста: ”Род проходит, и Род приходит, а земля пребывает вовеки” (1:4). Значит, жизнь будет продолжаться и будет основание писать продолжение летописи нашей жизни. Не знаю, сумею ли я сделать это сам дальше, но у меня растут внуки. Надеюсь, что кто-то из них продолжит то, что начал их дед.

 .
 .  

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

2005 ГОД

К 60-летию ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

 .
 

Памяти нашего отца,
гвардии рядового
3-ей гвардейской
воздушно-десантной бригады

Вот уже 60 лет со дня победы. Уходят ветераны, их все меньше и меньше. И ничего не поделаешь - такова жизнь человека. К тому же условия жизни у нас, к сожалению, не способствуют долголетию.

Поэтому так важны рассказы очевидцев о тех суровых и героических днях фронта и тыла: как жили, воевали, работали, о чем думали, мечтали, любили, растили детей, хоронили близких, … Обо всем, о чем сохранилась память.

Особенно ценны сейчас воспоминания тех, кто хоть краешком глаза захватил то время, пусть даже детским еще глазом.

Пока живы еще ветераны и очевидцы, нужно писать летопись поколений. Чтобы наши – нет, не дети, а уже внуки и правнуки не выросли Иванами, не помнящими родства. Чтобы знали и помнили, кто победил чуму ХХ века в этой страшной войне.

Этим я и руководствовался, когда писал эту летопись жизни нашей семьи на протяжении всего прошлого века и начала нынешнего.

 .
 .  

НАША ЖИЗНЬ

ОТКУДА МЫ РОДОМ

Родом мы из города Гурьева. Это старинный русский город, основанный в 1640 году на реке Яик и названный вначале Усть-Яицким острогом.

У тюрских народов река Яик называлась Жайык, Волга-Итиль, а Каспийское море в древности именовалось Хвалынским. Земля Прикаспия начала осваиваться человеком около 10 тысяч лет назад. В конце 4-го в начале 3-го тысячелетия до н.э. на территории Северного Прикаспия появляются стада домашних животных у кочевых племен. С этого времени основным занятием населения Междуречья (Волга-Урал) становится скотоводство. Эта земля входила во владения Сарматских племен. После сарматов здесь были оседлые места руссов, славян, угров и немногочисленных племен готов.

В труде арабского путешественника Ибн-Баттута «Путешествие по Дешт-и-Кыпчаку» говорится, что в XIII веке на караванном пути Запад-Восток на берегу реки Жайык был город Сарайчик (Сарай-Джук). Его называли еще Караван-Сарай. Это был крупный городской и торговый центр Золотой Орды. Через него шел кратчайший путь из Европы в Среднюю Азию и Китай. В 1395 году Сарайчик был разрушен войсками непобедимого Тимура (Тамерлана) прозванного Железным Хромцом, мавзолей которого сейчас находится в Самарканде. Замечательная трилогия писателя С.П.Бородина о походах Тамерлана так и называется «Звезды над Самаркандом».

В XV веке Сарайчик был восстановлен и стал резиденцией ханов Ногайской Орды (печенеги). В 1580 году он вновь был разгромлен уже казаками. В настоящее время на этом месте в 40 км от Гурьева вверх по Уралу стоит небольшой поселок с тем же названием. Это место очень богато находками глубокой старины для археологических раскопок.

Зарождавшаяся казачья община проходила в период татаро-монгольского владычества, в условиях службы ханам Золотой и Белой Орды. Средства для жизни добывались войной, охотой, рыбной ловлей и частично огородничеством. После свержения татаро-монгольского ига «пополнение» казачьей общины (войска) происходило за счет беглых крестьян, холопов и посадских людей.

Сюда на берега Яика от сегодняшнего Оренбурга до его устья у Каспия стекались беглые и разбойные люди со всей Руси. Особенно после великого раскола церкви. Здесь на вольнице формировался свой уклад жизни, такой же в устье Днепра и на Запорожских порогах. Этот уклад породил особое сословие. Оно со временем стало называться казачество и, которое от голой вольницы перешло на службу царю, сохраняя свой сословный статус и свои территориальные особенности. Так вот образовались по Уралу Уральское казачье войско, а затем и Оренбургское.

Как воинское формирование, казаки периодически несли службу московскому царю с 1591 года. В «Истории Пугачева» А.С. Пушкин писал, что казаки Яика послали в Москву двух послов с просьбой взять их «под свою руку». В 1613 году Михаилом Романовым казакам Яика была выдана «Владенна грамота» на право пользования рекой Яиком «… с вершин до устья, и впадающими в нее реками и притоками, рыбными ловлями и звериной ловлею, а равно и солью, беспошлинно, а также крестом и бородою».

 .
 .  

ГУРЬЕВ

Усть-Яицкий острог было построен на свои деньги купцом (чиновником гостиной сотни) Гурием Назаровым в устье реки Яик при впадении в Каспийское море. От его имени и произошло название города. А дети его Михаил, Иван и Андрей Гурьевы первыми начали промысловую разработку рыбных богатств Яика и нефтяных Эмбы.

Уже в последствии Екатерина II, чтобы стереть из памяти народа всякие воспоминания о Пугачевском бунте, переименовала Яик в реку Урал. Помните: «Капитанская дочка» и «История Пугачевского бунта» А.С. Пушкина.

Граница между Европой и Азией проходит с Севера через Уральские горы, а затем по реке Урал до Каспия. Река разделила город на две части: европейскую (она называлась Самарская) и азиатскую – Бухарская. Справа по течению Урала – Самарская, а слева Бухарская. Город строился сначала в основном на Самарской стороне. Он напоминал во многом Астрахань. Кремля, конечно, не было, зато была высокая каменная церковь.

Купеческие дома такие же, как астраханские. Первый этаж – каменный полуподвал, а 2-ой – деревянный. Основная масса домов это глинобитные (саманные) мазанки. Первый мост через Урал появился перед войной. Он был понтонный, чтобы провести вверх по реке баржи с грузом в середине моста отводили секцию на понтонах.

Город стал расстраиваться в 30-х годах со строительством рыбоконсервного комбината и его жилого массива – Балыкши. Затем эвакуация многих промышленных предприятий сюда во время войны и строительство нефтеперерабатывающего завода –ГНПЗ со своим жилым комплексом – Жилгородок. Все эти предприятия оседали на противоположной стороне города Бухарской. Понтонный мост уже не справлялся с возросшей нагрузкой и в конце 50-х годов был построен отличный железобетонный мост на быках. На середине моста был установлен памятный знак о границе Европы с Азией. В обсуждении его проекта участвовал весь город на страницах областной газеты.

Со строительством железной дороги Гурьев-Астрахань был построен железнодорожный мост через Урал и новый вокзал. Эта дорога дала кратчайший выход с юга Средней Азии (Душанбе, Термез, Бухара, Чарджоу, Нукус, Кунград, Бейнеу) и с Мангышлака в Европейскую часть страны. Город рос, благоустраивался. Возник новый аэропорт, принимающий современные самолеты: Ту, ИЛы, АНы. Сейчас в городе аж четыре моста через Урал: железнодорожный, два автомобильных, и один специально построен как пешеходный.

Гурьев областной центр огромной территории области. На юге граница с Туркменией по самому заливу Кара-Богаз-Гол. На востоке с Узбекистаном (Каракалпакия) и Актюбинской областью на севере с Уральской, а на западе с Астраханской областями. С освоением природных богатств Мангышлака (нефть, газ, урановая руда,…) и строительством Мангышлакской столицы города Шевченко (ныне Актау) область была поделена на Гурьевскую и Мангышлакскую.

В развитии этих областей и их центров Гурьева и Шевченко участвовала вся страна. Многие исторические вехи и события, свидетелями которых был Гурьев, запечатлены в названиях его улиц. Здесь несколько раз проходил со своими казаками Степан Разин, бывал Емельян Пугачев. Соответственно были улицы Разина, Пугачева, проспект Абая, названный в честь известного просветителя казахского народа Абая Кунанбаева, улица Мухтара Ауэзова, написавшего книгу о нем, улицы Валерия Чкалова и Чокана Валиханова, …Но распад СССР в 1991 году и последовавшие за ним волны сепаратизма на базе лозунга: «Берите суверенитета, сколько сможете» начисто стерли все исторические названия, связанные с освоением русскими этого края.

Нет уже улиц в городе с русскими названиями, да и сам город Гурьев переименовали, к сожалению, в г. Атырау, ничего общего с историей эти названия не имеют. Но новым властям и националистическим идеям история не нужна. Видно они не читали ни художественных романов (Хамза Есенжанов "Яик – светлая река"; Антонина Коптяева "На Урале реке"), ни историко-публицистических книг (А.А. Чибиляев «Река Урал»; К. Телятов и Ф. Игнатов «От Уральска до Каспия»; О. Карасаев и Р.Синцов «Столица Прикаспия»; И.П. Аникин «Рыцари речного войска»).

Да и как читать, когда глаза и разум затянуты националистической пеленой.

 .
 .  

РОДИТЕЛИ

Дедушка наш по линии отца – Корнил Никифорович выходец из Уральского казачества. Его внук, а мой брат – Иван Игнатьевич составил генеалогическое древо рода Ялфимовых. Из тех скудных сведений, что удалось раздобыть, и из рассказов отца и нашей тетки покойной ныне Агафьи Корниловны (сестры отца) пока они были живы, родилось следующее.

В первой половине XIX века в станице Богатской Калмыковского отдела Уральского казачьего войска жил наш предок (прадед, а если отсчет вести от наших детей, то уже прапрадед) уральский казак Ялфимов Никифор с женой Натальей. Один из его двух сыновей был наш дед Корнил Никифорович 1858 года рождения. Отец говорил, что в гражданскую войну документы были утеряны и когда выписывались новые, то ошиблись и убавили деду 7-8 лет. Это были, как их называли, низовские казаки, главным занятием которых было рыболовство на Урале-реке.

Уже сейчас в начале XXI века мы познакомились с нашим однофамильцем (а вернее дальним родственником в каком-то колене) Ялфимовым Александром Петровичем. Его предки вышли из другой ветви Ялфимовых из станицы Лебяжинской. Сейчас он проживает в г. Уральске и как он сам пишет, уже 25 лет занимается «родословными изысками» и «речевой культурой уральских казаков». Тому подтверждение его книги: «Зарубки», «На запольной реке» и «Казачий норов». Его «изыски» рода Ялфимовых подтверждают происхождение наших родословных корней.

Затем дед переехал с семьей на хутор Лагашкин в тех же краях. У деда было шестеро детей. Два старших сына Осип и Евстафий погибли в 1-ую мировую войну. Из их детей, кого мы знали, был Леонтий Осипович. О нем речь еще впереди. Двое сыновей Игнат и Иван умерли в гражданскую войну в 1919 году. Остались у него только дочь и младший сын. Дочь – Агафья Корниловна (мы ее называли тетя Аганя), вырастившая одна после смерти мужа перед войной семерых детей, и младший сын деда Игнатий 1906 года рождения – наш отец.

Гражданская война, наступления и отступления белых и красных, смела их вниз по Уралу до самого Гурьева. Обосновался дед с оставшейся семьей под Гурьевом в поселке Кандаурово. Жена его Телятова Мария Никитовна (наша бабка) не выдержала этих тягот, умерла, и мы ее никогда не видели. Остался дед с сыном и дочерью – нашей теткой Аганей. Построили они камышитовый дом, завели корову и большую бахчу на берегу Урала. Агафья Корниловна вышла замуж, пошли дети, и решил дед с нашим отцом и еще внуком своим от первого сына Осипа, сгинувшего в первую мировую войну, искать лучшую долю. В конце 20-х годов приехали они в Москву, устроились работать на стеклодувный завод, что был в районе Рогожской заставы. Там была община староверов, до сих пор сохранилась старообрядческая церковь. Нужно сказать, что уральские казаки в основном старообрядцы, предки которых бежали на Яик после великого раскола церкви.

Но не прижились они на стекольном заводе. Дед с отцом вернулись назад, да и внук вскоре подался в г. Лугу, что под Ленинградом. А в начале 30-х годов началось строительство Гурьевского рыбоконсервного комбината, где отец и встретился с нашей матерью.

Семья матери родом с Волги, село Батаевка, Владимирского района, Астраханской области. Голод в Поволжье 30-х годов заставил бежать оттуда. Мать рассказывала, как она 12-летняя девочка вместе с другими детьми собирали колоски, оставшиеся на полях после жатвы, и ловили в степи тушканчиков. Одни выливали в норку воду, а с другого выхода из его лабиринта остальные ребята хватали выбегающих тушканчиков. И не играли они, а еду добывали – голод ведь был. Однажды в реке во время ледохода утонула колхозная лошадь, ее подняли и поделили на все село.

В начале было раскулачивание и коллективизация. Двух сводных братьев деда матери (дядю Яшу и дядю Колю Догадиных) раскулачили из-за того, что у них была скотина (две коровы на двоих и бараны) и сослали в Таджикистан под Душанбе (тогда он назывался Сталинобад). Они остались живы и после реабилитации вернулись назад, но уже не в свое село. Один осел в селе Петропавловка, а другой на Баскунчаке. В районе нижней Волги есть такое озеро, где добывают поваренную соль, а на нем два больших поселка: Верхний Баскунчак и Нижний Баскунчак.

Деда в период раскулачивания не тронули, так как у него кроме семьи и дома ничего не было. Записали их всех в колхоз, где они работали, как говорила мать, за «палочки», то есть за трудодни. Платить ничего не платили, а ставили в ведомости палочки за отработанные трудодни.

Но вот грянул голод и в 33-м году, бросив свой дом – пятистенок (он до сих пор стоит, в нем теперь сельская почта), бросив все имущество, завербовались они на строительство Гурьевского рыбокомбината. Привезли их сначала до Астрахани, а потом на барже по морю до Гурьева. Так судьба забросила их в этот город: дед, бабка и их шестеро детей. Самый маленький Ваня не перенес переезда, его похоронили в Гурьеве.

Предки деда по матери были с Украины, и их фамилия Скляр превратилась в Поволжье в Скляровых. Бабушка – Утина Ольга Ермолаевна – волжанка.

Комбинат еще строился, а рыбу уже ловили и перерабатывали на так называемых тонях по берегу Урала. Неводами ловили рыбу, а рядом в бараках и под навесами ее солили в чанах, промывали, вялили, коптили. Вот здесь вся семья от мала до велика и работала. Потом дед, умеющий тачать сапоги, стал работать в сапожной мастерской – шил и ремонтировал любую обувь.

Жили в бараках, где каждая семья отделялась от другой ситцевыми занавесками. Потом комбинат для передовиков производства – стахановцев построил полсотни домиков. Поселок этот так и назывался – Стахановский. Получили целый домик и они. Во дворах уже можно было заводить живность: кур, коз, баранов – на одной рыбе не проживешь. Для всех желающих по берегу Урала и его рукава – речки Перетаска власти нарезали землю под огороды. Так в этом полупустынном крае стало развиваться огородничество, а затем и садоводство. 

Комбинат строился, постепенно вводился в эксплуатацию, наращивал мощности. Продукция, а в первую очередь осетровые и черная икра, пошла на экспорт, и молодежь стала овладевать рабочими специальностями. Так, наша мать стала ударницей, многостаночницей, работая на линии закатки в жестяно-баночном цехе. Здесь они и познакомились: отец и мать.

 .
 .  

ВОЙНА

Жизнь налаживалась, но грянула война. Война началась на двадцать второй день после моего дня рождения.

А еще через месяц воинский эшелон увез отца и вернулся он только в ноябре 1945 года, когда мне было уже четыре с половиной года. Мало что помню с тех суровых лет, но вот помню, что отца я встретил словами: «Наше дело плавое, мы победили!».

Вслед за отцом отправился на фронт его племянник, наш двоюродный брат, старший сын Агафьи Корниловны – Андрей Аверьянович Аничкин. Шел ему 21-ый год.

Вместе с ним воинский эшелон увез его двоюродного брата по отцу Аничкина Григория Агаповича. Гриша не вернулся, погиб в Чехословакии 15 апреля 1945 года в звании капитана, командиром минометного батальона. Было ему кавалеру 6 орденов (Красной Звезды, Красного Знамени и 4-х орденов Отечественной войны разных степеней) 23 года.

А Андрей вернулся, тоже капитаном с боевыми наградами и нашивками о ранениях. Работал на Гурьевском нефтеперерабатывающем заводе, освоил профессию монтажника – наладчика оборудования контроля и автоматики. Участвовал в наладке и пуске многих новостроек нефтепереработки и нефтехимии по всей стране. Ушел на заслуженный отдых заместителем начальника Московского управления пуско-наладки объединения «Оргнефтезаводы». Сейчас живет в Москве, ему уже за 80. Дочь, внук, внучка и уже есть правнук. Мы перезваниваемся и видимся, хотя, к сожалению и не очень часто. У всех семьи, заботы, внуки, да и возраст сказывается.

Все взрослые мужчины, из числа наших родственников, воевали в Великую Отечественную. Муж маминой сестры Анны Ивановны – Чебаков Георгий Авдеевич всю войну крутил баранку, вернулся живой, с наградами. Муж другой сестры Марии Ивановны – Большунов Иван Емельянович, кавалер ордена Отечественной войны, был после ранения комиссован и работал военруком в Гурьевском мореходном училище.

После проводов отца остались мы втроем: мать, я и дедушка. Время было суровое, мать дневала и ночевала на комбинате. Дуся Склярова стахановка, многостаночница работала и учила других, как работать на закатке банок с рыбными консервами, и на автоклаве. Вместе с друзьями комсомольцами Сашей Кисловым, Александром Кожмухановым, Николаем Михайловичем Карабасовым, Алексеем Федотовым и другими участвовала в выполнении военных заказов. Комбинат изготавливал и противогазы для фронта.

 .
 .  

ГОДЫ ВОЕННЫЕ

Все военные годы я был на попечении дедушки – девяностолетнего маминого свекра. Бодрый и работящий был дед Корнил Никифорович Ялфимов. Любимой его присказкой в то время было: «Вот Гильтер (так он говорил) треклятый, чтоб сгореть ему». Большинство яицких казаков были старообрядцами. Они свято блюли все заповеди и обычаи свои. Крестились только двумя перстами. В свое время в XIX веке царь за провинность сослал часть уральских казаков в Каракалпакию. Так вот до сих пор сохранилась община потомков этих казаков, живущих под Нукусом и сохранивших свои традиции.

Дед, как и все старообрядцы, никогда не курил. Даже табачный дым был ему противен. А вот на праздники немного выпить разрешал себе. Он говорил: «Первая рюмка во славу Божию, вторая для здоровья, а третья для веселья. И всё». Правду говорят, что предки умные были люди. Крепкий был дед, умер в 1957 году в возрасте 107 лет.

В сводках Совинформбюро, когда отступали наши войска, скупо назывались города, сданные немцам. А вот когда пошло наступление Красной Армии, то перечислялись названия взятых городов, районных центров, поселков и назывались цифры освобожденных населенных пунктов: 30, 50, 100, а то и более. Мать говорила, что дед при этом всплескивал руками и приговаривал: «Вот Гильтер, когда успел построить, когда успел?». Он конечно понимал, что это было в принципе правильно. По другому органы пропаганды не могли поступать иначе в этой обстановке. Но юмор народа никакой пропагандой не задушишь и не убьешь.

Гурьев не бомбили, но, как рассказывала нам мать, дважды прорывались из-под Сталинградского фронта немецкие самолеты – разведчики и сбрасывали над городом листовки. Их конечно сразу нужно было или уничтожать, или сдавать в органы НКВД. Кто этого не делал строго наказывались. На ГНПЗ я работал в одном цехе с Юрой Погребняком. Узнал, что он отбывал срок. Оказывается, подростком он подобрал одну из таких листовок, принес домой, потом еще кому-то показал и оказался арестован. И хотя его отец был не маленьким человеком в городе, это не спасло парня. С НКВД шутки были плохи, да еще в это суровое время.

В войну фашисты дважды забрасывали с воздуха диверсантов. В Новобогатинский район в августе 1943 г. две группы из 6 и 5 человек и в мае 1944 года 14 человек в Жилокосинский район Гурьевской области. Это были местные жители, попавшие на фронте в плен, завербованные и подготовленные в разведшколе к засылке в наш тыл. В 1942 году в г. Люкенвальде в 60 км. от Берлина немцы открыли спецшколу для подготовки шпионов из 250 военнопленных из Средней Азии и Кавказа. На ликвидацию парашютистов-диверсантов были отправлены из Гурьева и Актюбинска оперативные группы сотрудников госбезопасности. Часть диверсантов была после окружения уничтожена в перестрелке, а остальные арестованы.

Никаких диверсий лазутчикам не удалось совершить. Гурьев в то время был перевалочной базой кавказских нефтепродуктов. По Каспию шли нефтеналивные баржи с Бакинской нефтью до острова Пешной. В апреле 1942 года начали строить нефтепровод с Пешного до нефтебазы на Ширине с 2-мя наливными эстакадами. Затем за 15 дней была проложена железная дорога от станции Гурьев до нефтебазы и с 10 августа этого года через Гурьев двинулся поток Кавказских нефтепродуктов в глубь страны.

За годы войны только по нефтепроводу Гурьев – Орск было отправлено более 3 млн. тонн топлива. Кроме этого по железной дороге на заводы страны ушли сотни тысяч тонн нефти с собственных нефтяных месторождений Прикаспия. Поэтому хоть город находился и далеко от линии фронта, а для лазутчиков он представлял очень большой интерес.

За годы войны на фронт ушли из города добровольцами и по мобилизации 11302 человека при численности населения около 60 тысяч. Из них отдали жизни за Родину 4683 человека, более чем каждый третий. Трудящимися города было собрано 413 тысяч рублей для строительства танковой колонны «Трудящиеся Гурьева». Только в течение 1943 года из города было направлено бойцам Красной Армии 25 вагонов подарков. Здесь был труд и нашей матери, и ее сестер, и тети Агани и многих-многих других. Из бараньей и верблюжьей шерсти по вечерам вязали бойцам шерстяные носки, варежки, перчатки, шарфы. Дома у нас была старинная прялка, доставшаяся матери от ее дедушек и бабушек. Она на ней по вечерам зимним пряла из бараньей шерсти пряжу и затем на спицах вязала. Вязать она могла все от носок, варежек до свитеров и пуловеров. Занималась этим до последних дней, уже не только для нас, а для внуков и правнуков.

Вот в этих условиях дед вдвоем с матерью меня растили, да еще огород сажали. Конечно помогали бабушка Оля (мамина мать) и сестры матери Нюся, Мария, Рая и их брат Володя – мой дядя старше меня на 6 лет. Приходили к нам из Кандаурово (пешком конечно, автобусов не было) тетя Аганя и ее дети. А у нее на руках, после отъезда Андрея на фронт, было 6 душ: Мария, Георгий, Дмитрий, Аня и самые маленькие Таня и Лида, которым в 41-от было соответственно 6 лет и 3 годика. Старшие там в Кандаурово работали, а остальные как могли помогали матери. Жили за счет коровы и огорода. У них на берегу Урала была бахча. Росло все вплоть до арбузов и дынь.

Огороды тогда сажали почти все – без них бы не выжили в войну. А до огорода нам с дедом надо было идти с километр от нашего дома. Когда я подрос, вот мы с ним и ходили, утром туда, а вечером оттуда. Зато с гордостью приносили домой свои лук, редиску, огурцы, помидоры. И ждали треугольников с фронта от отца и другого дедушки.

Лихой был тот дед – сапожник. Участник первой мировой и гражданской войн Иван Матвеевич Скляров. Хоть и стар уже был, но тоже пошел на Великую Отечественную. После ранения сопровождал призывников на фронт, тачал в мастерской солдатские сапоги. Вернулся дед с фронта гвардейцем и с медалями. До 1980 года жив был дедушка и до самых последних дней трудился.

У деда с бабушкой тоже был огород и очень большой. Дедушка также выращивал сад, а во дворе у них росла огромная верба. Помню как он нас внуков от всех своих детей (я самый старший был) разыгрывал. На высоту своего роста он булавками или мелкими гвоздиками прикалывал к веткам вербы мелкие китайские яблочки или ранетки. Смотришь снизу и видишь: действительно на своих плодоножках висят на ветках вербы красные яблочки, где по одному, а где сразу по несколько штук. А дед ходит и посмеивается: «Вот у Вас ни у кого не растут, а у меня растут». Много лет подряд выращивал дедушка грецкие орехи. Посадит, взойдут саженцы, но через год-другой вымерзают. Все-таки это совсем южные деревья. Но в конце-концов прижились и выросли два большущих дерева и стали плодоносить. Деда нет уже 25 лет, а деревья его растут и дают целые мешки орехов.

Многого я, конечно, не помню по малости лет в то время. В основном знаю по рассказам родителей и родственников. Но кое-что в памяти осталось. Незадолго до Победы возвращались мы с дедушкой с огорода домой. И вдруг в вечернем сумраке пламя над большим двухэтажным зданием, где тогда размещался военный госпиталь. В Гурьеве во время войны размещалось 5 военных госпиталей. Один из них был в Балыкшах. Языки пламени багрово освещали вечернее небо. Детское мое сердечко тревожно сжалось. Но рядом дедушка, такой большой, с большой белой бородой, держит меня за руку. Все же не так страшно. И с губ моих слетели почти взрослые слова: «Вот бы сгорела война на таком пожаре, и папка тогда бы домой вернулся».

Помню, как рассматривал дедушкины книги. У него был сундучок, окованный цветной жестью, а в нем церковные книги. Мы уже потом все трое братьев тоже с удовольствием листали их, рассматривая цветные картинки. Но тогда на меня маленького картинки из книги об Апокалипсисе произвели неизгладимое впечатление. Они у меня ассоциировались ни с адом, ни с геенной огненной, а с войной.

В памяти остался забавный случай где-то весной 45-го года. Когда дедушка молился, то он иногда шепотом, иногда вполголоса произносил слова молитвы. Я слышал это и что-то у меня запоминалось, особенно когда он упоминал пресвятую деву Марию. А мамина сестра Мария Ивановна была моей крестной матерью. Я ее так и называл не по имени, а просто Кресна. Вот как-то я был у них дома и решил похвалиться своими теологическими познаниями. Но по малости лет у меня видно все в голове перепуталось и я ей с гордостью говорю: - Кресна, я про тебя молитву знаю, хочешь расскажу?
И набрав побольше воздуха начал: - Мари Вановна, пресвятая Богородица наша, дева Мария, ты у нас в гостях была, с нами чай пила…
Конечно, у всех кто нас слушал, от смеха слезы выступили.

Помню, как мать всем рассказывала, что по радио упоминали про нашего родственника. Было это после прорыва и снятия блокады с Ленинграда. Читали приказ Сталина о награждениях, и в числе награжденных был Ялфимов Леонтий Осипович. Это тот самый внук, что ездил с дедом и отцом на стекольный завод. Во время блокады он работал в автомастерских кузнецом на Дороге жизни. В пятидесятых годах разыскали мы его в Ленинграде. И он с семьей приезжал к нам неоднократно, и мы бывали у них. А теперь остались только фотографии, где дядя Леня с нашей матерью и женой своей стоят в нашем саду с ведрами и корзинами полными огромных яблок.
Последний раз, когда я был в Ленинграде, отвез на его могилу памятную доску с вмурованной в нее фотографией.

 .
 .  

РАТНЫЕ ДОРОГИ

Воинский эшелон увез отца сначала в Сибирь, потом на Дальний Восток в город Комсомольск-на-Амуре, где они были до 1942 года. Их там обучили, сформировали воинские части и уже потом на фронт. Был он вначале в пехоте, шоферил, а потом при формировании воздушно-десантных частей попал в знаменитую 3-ю гвардейскую воздушно-десантную бригаду. Отец нам рассказывал, как перед форсированием Днепра выбросили их за линию фронта с заданием. Ветер отнес парашют отца в сторону от места основного приземления его группы. Утром, закопав парашют, вышел он на край села и встретил там женщину. Узнав, что он красноармеец-десантник, она спрятала его в стоге сена, а вечером обогнув село, кишевшее фашистами, проводила к партизанам. Через партизан отец соединился со своей десантной группой. Потом задание было выполнено и вся группа благополучно вернулась через линию фронта. До конца своей жизни помнил отец фамилию и имя этой женщины с Украины – Мария Рябоконь. А вот встретиться вновь им так и не пришлось.

Это сейчас десант выбрасывают аж с танками, бронетранспортерами и другой техникой, а в войну десантников только в тыл забрасывали на самолетах. Ну, а все остальное пешком, как и ”матушка пехота”. Шагали они от Волги и Дона через всю Украину, Венгрию, Австрию, Германию. А в мае 45-го спешили еще и на помощь восставшей Праге.

Невелико было воинское звание отца – гвардии рядовой. Но Игнатий Корнилович Ялфимов пешком прошел пол-Европы, очищая свою землю и землю соседних государств от фашистской скверны. Не было у него высоких орденов, только медали: ”За отвагу”, ”За боевые заслуги”, ”За освобождение Будапешта”, ”За взятие Вены”, ”За победу над Германией”, но их география о многом рассказывает. А после мая 1945 года судьба забросила отца еще и на японский фронт.

Давно уже нет отца. Его мы схоронили в восьмидесятом. А теперь и могила его, и памятник, что мы сделали сами своими руками, находятся в другом государстве – Казахстане.

 .
 .  

КАК МЫ ЖИЛИ

Сейчас много пишут о ностальгии по коммунальному проживанию в прошлом. Конечно, каждая семья должна жить отдельно и в своей квартире, жалко только, что при этом резко сокращается сфера общения. Почти полностью утрачена та коммуникабельность, тот уровень дружбы и поддержки друг друга, что царили в уже забытых ”коммуналках”, несмотря на случавшиеся и ссоры.

Со строительством рыбоконсервного комбината был построен и поселок для него на окраине города, получивший название Балыкши (по-казахски ”балык” – рыба). Двухэтажное здание рыбного треста, большой деревянный клуб с библиотекой, несколько магазинов, десятка два одноэтажных корпусов коридорного типа и по берегу Урала пять трехэтажных домов на три подъезда каждый для инженерно-технических работников. Они так и назывались – ИТЭРовские дома. Отец получил комнату в 3-х комнатной квартире во втором ИТЭРовском доме. Было это незадолго до войны.

Отец уехал на фронт в июле 41-го, и у соседей наших ушли хозяин и двое сыновей. У нас остались мать, я и дедушка, а у тети Риммы – она с младшим сыном. Он, еще почти мальчик, работал токарем в судоремонтных мастерских, а она на телефонной станции. Возвращается однажды мама с работы вечером (во время войны работали не по 8 часов), а тетя Римма плачет, заливается слезами. Оказалось, пришли к ней цыганки, уговорили ее погадать (письма с войны порой подолгу шли) и утащили у нее хлеб. Давали тогда хлеб по карточкам один раз в сутки по осьмушке на человека и потеря хлеба была горем.
- Дуся, чем я буду Толика кормить? Он с работы придет голодный, ведь мальчик еще совсем.
Мать утешила ее, как могла и молча поделила наш хлеб пополам, отдав ей половину.

Пришли тете Римме с фронта две похоронки на мужа и сына. Другого сына Евгения как офицера после войны направили служить на Дальний Восток. Но видно горе приходит не один раз, а трижды. В 1947 году застрелился ее Анатолий. Пришел вечером с танцев, взял ружье и выстрелил в себя из-за неразделенной любви. Молодой, зеленый был, о матери не подумал, а она после этого чуть не в себе была. Прошло время, и она говорит матери: «Дуся, я одна осталась, а у Вас семья – четверо. Переезжайте вы в мои комнаты, а я вашу займу». И в мыслях ни у кого не было, что надо доплачивать что-то за это. Вот так жили тогда. Сейчас это порой кажется даже странным.

Когда мы после смерти отца перевозили нашу мать в 1985 году сюда в Москву, всей семьей ходили прощаться к Римме Калиновне Поповой.

 .
 .  

ВОЕННЫЕ ТРОФЕИ ОТЦА

День Победы, когда все динамики разносили победные марши над голодной и израненной страной, а люди плакали и целовались, пели и плясали, не помню. Но помню, как встречали отца с фронта.

Вернулся он уже глубокой осенью 1945 года, внеся свой вклад и в разгром японских самураев. С вокзала до дома отец добрался глубокой ночью, где-то около трех часов. От звонка в дверь я проснулся первым и видно интуитивно закричал: «Папка приехал!». В солдатской форме, в шинели с вещевым солдатским мешком за плечами стоял передо мной солдат для меня и незнакомый и родной. А дальше были объятия и слова, которые тогда для всех были как заклинание: ”Наше дело правое, мы победили!”.

Много ли солдат мог привезти подарков с войны в отличие от генералов и маршалов? Отец привез в вещевом мешке немецкую губную гармошку, два фотоаппарата: лейку (потом подарил ее знакомому военкому) и простенький аппарат типа нашего фотоаппарата ”Любитель”. И огромные красные яблоки – алма-атинский апорт. Эшелон демобилизованных казахстанцев везли с Дальнего Востока через Алма-Ату. Много раз потом я был в Алма-Ате, ходил по базару и искал такие яблоки, но всё было не то. Толи яблоки стали меньше, толи детское воображение оставило в памяти их такими огромными и красными.

Отца быстро переодели, умылся он и вместе с соседями сели ночью за стол, никто уже конечно не смог спать. А шинель и гимнастерку с галифе сложили в крафтовский мешок и в ближайшее воскресенье продали на рынке вместе с ”живым богатством”. И не мудрено, ехать столько суток с другого конца страны в солдатских теплушках, где на шинели спали и шинелью укрывались. И никто не роптал и не возмущался. Все затмевала радость возвращения с войны живым и здоровым. Нам остались только его солдатские погоны, пилотка, медали и его солдатский вещмешок. Он до сих пор хранится у нас в доме. Вот теперь рассказывая своим внукам (а их двое боевых мальчишек: Андрей – 7,5 и Артем – 5 лет) о той Войне, показываю им солдатский вещмешок и рассказываю о прадедушке Гене.

А боевые награды отца хранятся у внука Ванечки. Он теперь уже Иван Иванович, капитан ФСБ в отставке, работает юрист-консультом. И как продолжатель рода Ялфимовых (у нас всех остальных только девочки) получил их на хранение после смерти наших родителей.

Был еще у отца в вещмешке русско-венгерский разговорник, который выдавали нашим солдатам и офицерам. В 1965 году был я в Венгрии. Ездил в составе одной делегации в порядке обмена между профсоюзами наших стран. Захватил я и разговорник отца. Почти месяц провели мы в Венгрии: Будапешт, Дебрецен, Сехешвехервар, Гаятэте, Балатонлеле, да почти не понадобился он. И темы бесед уже другие, да и знают у них русский.

Было это после событий 1956 года. Показывали нам следы от пуль тех дней на стенах зданий, но не в порядке упреков. Люди понимали, что был разгул контрреволюции с массовыми расправами и казнями венгерских коммунистов и им сочувствующих. Это сегодня ”ультра-демократы” с пеной у рта поносят Советский Союз и страны соцлагеря, не зная, да и не желая знать, всю подоплеку событий того времени.

Была у отца такая тетрадь толстая в жестком переплете, как блокнот. Хранилась она в ящике стола. Вероятно, он брал ее с собой, когда уходил на фронт, и привез потом назад. Мальчишкой я листал ее. Там записана одна молитва, адреса однополчан и были песни, которые тогда знал весь народ: ”Темная ночь”, ”Огонек”, ”На позицию девушка…”, ”Прощайте скалистые горы”,… . Была и еще одна песня, название и слова я не запомнил, но понял, что это одна из тех песен, которые, как говорят, сочинял народ. Я это понял, когда уже взрослым прочитал про Алексея Петровича Охрименко и услышал его песню ”Я был батальонный разведчик”.

Да, была война: кровь, горе, но была и жизнь – ведь они были такие же живые люди, как и мы сейчас. А половина листов в конце блокнота вырвана – они ушли на письма домой. Понятно, что тетрадь была отцу дорога, поэтому он и привез ее с собой назад.

 .
 .  

ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ

Четыре долгих года, четыре года войны ходил отец по белу свету, чтобы в боях завевать себе, своим детям и внукам право на свет, на хлеб, на яблоки – на жизнь.

Отец не любил рассказывать про войну. И даже когда читал о ней, то скупо говорил, что не совсем Это то. Благодаря отцу мы все трое ребят полюбили читать и, став взрослыми, стали библиофилами. Несмотря на скромный семейный бюджет, он для нас выписывал ”Комсомолку” (мы и по сей день делаем это и больше всего любим публикации В. М. Пескова), ”Огонек” и литературные приложения к нему. А там были собрания сочинений выдающихся писателей и поэтов. Уже став взрослыми, мы сами подписались на всю ”Всемирку”.

В середине 70-х вышла книга В. Богомолова ”В августе 44-го” (потом она стала называться ”Момент истины”). Отец в это время лежал в больнице здесь в Москве. Я достал эту книгу и принес ему. Он в конце войны был откомандирован в службу СМЕРШ. И я спрашиваю его потом, когда он прочитал: "Понравилось? Все правда? Говорят, что это самое правдивое изображение военных контрразведчиков и описание военного времени". Он ответил: "И да, и нет. Войну описать трудно".

Видно никогда не написать все так как было на самом деле. Наверное, действительно каждый запомнил и вспоминал потом это по-своему. Одно дело читать описание войны глазами других и другое вспоминать то, что прожил сам, как сам прошел через Огни и Воды этого пекла.

 .
 .  

ДЕТСТВО

Детство всегда начинается с игр. У нас тоже в то военное и послевоенное время были игры, но они все были связаны с войной. Помню как старшие ребята строили штаб. Между 2-ым и 3-им ИТЭРовскими домами был небольшой скверик. Земля в Гурьеве жесткая, выжженная солнцем и соленая. Но если поливать хорошо, то деревья растут. Нет берез, дубов, хвойных пород, а растут карагачи, клены, шелковица (ее там называют тутовником), джида и как ни странно верба. Этот сквер с трудом вырастили жильцы и коммунальщики. Сюда водили играть детей из детского сада.

Вот в самом углу этого зеленого уголка была вырыта землянка, ее накрыли какими-то листами железа, жести, положив предварительно перекладины и присыпав сверху землей. Сделали дверь, соорудили стол, кто-то притащил противогаз, повесили на стенку сломанный телефон. Помню Тося Казамбекова принесла настоящий самовар. Сколько времени прошло, а я помню почти всех ребят из того далекого детства.

Братья Щаповы Юра и Валентин (он потом стал 2-ым секретарем обкома комсомола), Надя Тамбовцева (стала учительницей), Света Макарова (будущий детский врач), Славка Джазыкбаев и его красавица-сестра Зоя (вместе с нашей двоюродной сестрой Лидой Аничкиной закончила Гурьевский пединститут), Анатолий Котельников (вместе со старшим братом Иваном стали потом ведущими специалистами в аэрокосмической фирме здесь в Москве, в Кунцево), Юра Эман (живет и работает сейчас в Ленинграде), … . В землянку пускали и нас малышей 7-9 летних: Рудик Кислов, Валя Беляков, Гера Доголаков, Вовка Семенов, я, … . По одним фамилиям видно, что у нас не было различий по национальностям. Тогда это никому в голову не приходило.

Игры в войну продолжались и потом, когда мы уже подросли и пошли в школу. Мы вырезали из дощечек и веток деревьев прямые деревянные мечи и кривые сабли. А из жестяных полосок, которые оставались после раскроя листов жести в жестяно-баночном цехе комбината и вывозились на свалку, плели щиты разной формы. Делали ручки к ним, обматывали их, чтобы не порезаться, и устраивали сражения. Конечно, были у нас и рогатки, сами делали.

Играли в футбол. Мяч был настоящий, а обувь – кто в чем. О бутсах не мечтали, хотя у кого-то были щитки, которые привязывались на ноги. Футболом были заражены и взрослые. На рыбоконсервном комбинате была лучшая футбольная команда города – «Пищевик». Весь стадион – это только деревянные ворота с сеткой и колышки по краям футбольного поля, но зрителей собиралось много. Были среди игроков и свои фавориты – это братья Бакшутовы: Сергей и Владимир. Потом их переманили на ГНПЗ и они уже там играли за команду завода. А со старшим братом Сергеем Федоровичем Бакшутовым годы спустя я работал вместе на химзаводе. Он уже был начальником одного из цехов и в футбол не играл.

Любили играть и в волейбол. Сзади здания рыбного треста в небольшом парке была сделана настоящая волейбольная площадки. Но здесь играли уже взрослые ребята по вечерам, мы только смотрели и болели за игру.

Детство не только игры – это еще и школа. И я, и братья мои учились на отлично, нас не надо было подгонять. Отец с матерью, в силу уровня своего образования, зачастую не могли нам помогать (объяснять, рассказывать), поэтому мы сами во многом до всего доходили. А вот по математике и физике при необходимости шли за помощью к маминому брату Владимиру Ивановичу и его жене Нине Васильевне Скляровым. Они оба закончили Гурьевский пединститут. Володя специализировался по математике, а Нина по физике.

Школа у нас на комбинате была одна. Вначале она носила имя Крупской, потом Сталина, а затем стала имени Ломоносова. Школа двухэтажная, большая, вытянутая в длину. Классы только по одну сторону коридора, один зал (он и актовый со сценой, он и спортивный). В одном торце здания бойлерная комната, куда подведена вода, в другом – квартира директора школы. Туалета в школе не было, он был на улице для всех.

Я пошел в 1-ый класс в 1948 году. В этот год мы переехали из квартиры ИТЭРовского дома в свой первый собственный дом рядом с нашим огородом. Идти до школы было с километр. Осенью и весной в Гурьеве грязь не пролазная, дороги и тротуары были не везде. Все в школу в это время года ходили в сапогах. Помещений для сменной обуви в школе не было и нужно было как-то бороться с грязью на обуви.

Сзади нашей школы располагался мехзавод (судоремонтные мастерские). Завод этот был эвакуирован сюда во время войны из города Нежина Черниговской области еще в 1941 году и так остался в качестве ремонтной базы промыслового флота рыбного треста. Так вот на заводе сварили для школы металлические скребки и четыре железных ящика. В них наливали уборщицы воду, ставили туда щетки с деревянными ручками и мы все (и ученики, и учителя) мыли свою обувь, чтобы не нести грязь в школу. Раздевались все в своих классах, вешали одежду на вешалки.

В Гурьеве климат резко континентальный. Летом (особенно июль и август) до +35 в тени, а зимой бывало и до -20, да еще и ветерок. Весной и летом ветер гнал пыль, так что песок на зубах скрипел. Ведь Прикаспийская низменность это полупустыня. Ветры были затяжные, они носили свои специфические названия. Например, весной дули «Бескунаки» - Пять гостей. Зимой снега выпадало мало и ветер был жгучим. Помню пока добежишь из школы до дома ноги порой коченели и сразу к печке, а ноги в духовку – отогреваться.

Сейчас, в связи со всеобщим потеплением на земле, застройкой и индустриализацией города (два газовых факела постоянно горели за городом на отходах ГНПЗ и химзавода), климат стал теплее и зимой уже нет таких морозов, а тогда все было так.

Конечно, условия были не те, что сейчас в городских школах, но мы любили свою школу. Мы до сих пор помним почти всех своих учителей. Руководила школой больше четверти века бессменная директриса – Екатерина Александровна Носенкова. Она и жила в школе, и жила только школой. Вела она физику в старших классах. Всех без исключения своих учеников помнила по фамилиям и по именам. Авторитет ее был беспрекословен как среди ребят, так и среди их родителей.

В кабинете у нее на столе стояла гипсовая скульптура И.В. Сталина в полный рост, но конечно уменьшенная – высотой чуть более метра. После XXII съезда партии в 1959 году, когда пошла широкая компания против культа личности, отнесли его в кладовку к завхозу школы т. Кати Савиной. А спустя несколько лет т. Катя попросила ребят вынести скульптуру из кладовки. Брат мой Иван вместе со своим другом Славой Чукалиным положили его в мешок и отнесли к нам домой. Мы тогда уже построили новый просторный дом и очутился Сталин на письменном столе в нашей детской комнате. За этим столом я по вечерам делал контрольные и курсовые работы, отсылая их в институт, а братья Иван и Володя – уроки.

Когда мы перевозили мать в Москву, то вместе с вещами загрузили в контейнер и Сталина, упаковав его, чтобы не разбился в дороге. Вот и сейчас он стоит у нас здесь, а на память о тех годах жизни в Гурьеве осталась фотография: наш письменный стол с бюстом Сталина. Мы не ярые сталинисты, но оценку государственных деятелей надо делать объективную, а не с пеной у рта или только хаять, или только восхвалять до небес.

Чем запомнилось детство? Не только играми, но и работой, мы все работали, помогая родителям и по дому, и по огороду. У нас были велосипеды. Каждый из нас мог разобрать, смазать и собрать его. Если прокалывались колеса, сами умели клеить велосипедные камеры. Гоняли на них по не мощеным улицам. Особенным шиком было ехать без рук, накрепко закрепив руль, и управляя им ногами. Но не только катались, ездили за хлебом, за продуктами в магазины, в библиотеку за книгами.

Мы с Иваном ездили еще за свежей травой для коровы. У нас лет 5 была корова Чайка. Давала она много молока, но для этого надо было ее хорошо кормить. Сенокосных лугов с зеленой травой в Гурьеве не было, климат не тот. Отец покупал сухое сено в тюках. Его и так клали в стойло, и заваривали кипятком, нарубив предварительно топором, но нужна была конечно зеленая трава. Со своего огорода ее не хватало. Вот мы и ездили с ним окольной дорогой на велосипедах вниз речки Перетаски (это рукав Урала в море) за свежей травой. Нарезали серпами траву, набивали мешки, привязывали их на багажник велосипедов и назад. Так подкармливали свою Чайку.

В памяти остались еще книги. В кино ходили не так часто, а читали взахлеб. Помню летом поливал огород. Длинные грядки с луком, ветрянка под свежим ветерком качает воду и только закрывай и открывай деревянными перегородками грядки и желоб с водой. Я поливаю и читаю «Овод» Э.Л. Войнич. Грядки полны, уже вода переливается через межи, а я весь в сцене расстрела Овода. Меня здесь нет – весь там.

Книги брали в библиотеках. Была библиотека в школе и в клубе комбината. Но уже тогда мы начали сами собирать свою библиотеку. У отца был старинный высокий буфет. Вот в нем в самом внизу мать отдала нам две полки – там и начиналась наша библиотека. Сначала покупали розницу: приключения, фантастику, исторические романы и повести, книги о наших разведчиках, … . Были доступны книги А. Дюма, Ж. Верна, Ф. Купера, М. Твена, И. Ефремова, В.К. Арсеньева о Дерсу Узала и многие-многие другие. Но вот прошел многосерийный фильм от Тарзане, мальчишки бредили им. Хотелось хотя бы почитать, а не купить книги Эдгара Райса Берроуза о его Тарзане, Эжена Сю о «Парижских тайнах» и о «Агасфере», но тогда это была недосягаемая мечта.

Мы росли, становились постоянными покупателями в Кагизе (так назывался книжный магазин в Гурьеве). Помните в стране был Детгиз, а в Казахстане соответственно Кагиз – отсюда и название магазина. Затем открылся специализированный магазин подписных изданий в городе и мы стали обладателями 20-томной «Библиотеки приключений», такой же «Библиотеки современной фантастики», а потом и «Всемирки». Когда перевозили мать в Москву, то загрузили в контейнер 20 огромных картонных коробок с книгами.

 .
 .  

ПУТИ – ДОРОГИ

Окончив школу, я пошел работать на Гурьевский нефтеперерабатывающий завод – ГНПЗ в цех контрольно-измерительных приборов и учился одновременно заочно в Куйбышевском Плановом институте (ныне г. Самара). Гурьев всегда был богат деликатесной рыбой (осетр, севрюга, белуга, вобла, сазан, судак) и черным золотом – икрой и нефтью.

Еще в годы гражданской войны В. И. Ленин придавал большое значение Эмбинской нефти Прикаспия, а во время Великой Отечественной войны, когда был отрезан Кавказ, остро встал вопрос не только о добыче нефти там, но и о ее переработке на месте. Правительство закупило три таких завода в Америке. Один из них был построен в Красноводске, другой у нас, а третий немцы потопили при перевозке. В Гурьеве завод ввели в строй в 1943 году.

В излучине Урала в трех километрах от завода был построен белый городок для нефтепереработчиков, став составной частью города и получив название – жилгородок или третий район. Городок был построен в легком воздушном стиле: жилые дома в один – два этажа напоминали поселки Калифорнии, а центральная площадь с фонтаном и огромным Домом культуры – дворцы Средней Азии. Группе архитекторов и строителей была присвоена за него в то время Сталинская премия.

Вот здесь я получил свою первую трудовую закалку и рабочую специальность. Окончив три курса института, перешел работать на рядом строящийся химзавод инженером в отдел комплектации оборудованием по КИП и автоматике. Каждый месяц у нас были бесконечные командировки в министерства, проектные, комплектующие и снабженческие организации. Можно сказать, что объездил я половину Союза. Здесь я прошел отличную школу общения, умения находить компромиссы, контактировать и договариваться с людьми.

В 1967 году завод был пущен, и страна получила первый казахстанский полиэтилен в гранулах и в порошке. Затем была пущена установка по выпуску уже изделий из полиэтилена. Прошли годы, и на заводе была пущена 2-я очередь по выпуску полипропилена на итальянском оборудовании. Он стал настоящим гигантом химии Прикаспия.

В каждый свой приезд в Гурьев я приходил на родной завод, встречался со своими старыми друзьями. А потом началась перестройка, затем пошел парад суверенитетов, распады и развалы и вот сейчас завода нет. За забором стоят в степи брошенные цеха, и гуляет ветер, ничего не работает. Такое мы видели раньше в американских фильмах.

В мае 1999 года мы с женой летали в гости в Ташкент к брату, где он, капитан 1 ранга, в течение почти 6 лет работал советником нашего посла. 

Ездили мы с ним на машине из Ташкента в Чимкент (это уже Казахстан). Едешь мимо бывших животноводческих ферм: стоят они пустые без окон и дверей, кругом остатки тракторов, косилок, грузовиков – все раскурочено, разломано. Это и на территории Узбекистана, и Казахстана. На полях люди с тяпками. Земли сколько хочешь, а сколько ее обработаешь с мотыгой? Выращивают в основном овощи и клубнику, чтобы продать на базаре или скупщикам, если нет своего транспорта. Выращивают и высаживают в поле несколько тысяч корней рассады помидор, а там, как и в Подмосковье, бывают весенние заморозки. Коллективных (колхозных) теплиц давно уже нет. И если заморозки, и все померзло, тогда только в гастрабайтеры в Россию. Другой работы нет. Вот так стали жить люди в нашей бывшей большой стране.

После ввода завода в эксплуатацию, я стал работать начальником бюро экономического анализа до зачисления в декабре 1968 года в аспирантуру Московского института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова, где и защитил ровно через три года кандидатскую диссертацию по проблеме комплектования строек страны оборудованием. Заболел я этой темой с марта 1963 года, как только начал работать на заводе. Это стало темой моего вступительного реферата в аспирантуру, а потом и темой диссертации.

В 1985 году ”Стройиздатом” была выпущена моя книга на 10 печатных листов. Это была единственная в стране монография по проблеме комплектования строящихся предприятий. Можно было подумать и об очередной защите, но началась перестройка. Пошла ломка всей системы управления народным хозяйством и всей экономикой.

Молодые реформаторы пошли делать, как написала однажды Юлия Калинина, «руночную экономику» (золотое руно для себя). Конечно, реформы надо было делать, систему управления менять, но делать-то это надо было постепенно. Вот китайцы и партию оставили, и идеологию сохранили, и рыночную экономику развили на зависть всем, и народ свой не пропустили через мясорубку шоковой терапии. Были у нас и вожди, и идеологи, и прорабы перестройки, а вот своего Ден Сяо-Пина не нашлось к сожалению. Зато младореформаторов в розовых штанишках завлабов оказалось сколько угодно.

 .

.

 

ЖИЗНЬ НАЛАЖИВАЕТСЯ

Трудной была жизнь после войны. Специальность у отца была простая – бухгалтер (отец сам с 4-мя классами церковно-приходской школы освоил тайны счетоводства), но он умел делать все своими руками: и плотничать, и печки класть, и стеклить, и огородничать, и за скотиной ухаживать.

Жили мы конечно небогато, в основном за счет огорода. Зарплата у отца была небольшая, мама перед рождением брата в 1948 году уволилась с комбината. Жить стала тесно, семья росла, и решили строить свой дом поближе к огороду, с которого и кормились. Первый дом был хоть и большой, но плохонький. Построили его из самана. Это такие кирпичи из глины и рубленой соломы, или камыша. Они на южном солнце высыхают как камень, а затем из них кладут стены на глиняном растворе. Есть средства, так можно отштукатурить, а нет – так обмазывают глиной и белят. Вот в таком доме мы жили 15 лет. В Средней Азии и Казахстане до сих пор так строят дома. Росла семья, родился еще младший брат, я уже стал работать, и начали мы строить новый дом на бетонном фундаменте, с хорошим подвалом для хранения урожая с огорода и сада.

К тому времени вырос у нас и сад: яблони, вишни, сливы, абрикосы, любые ягоды, виноград – все росло, приложи только руки. Всю отделку дома: полы, облицовку, наличники, остекление, скрытую электропроводку, бетонные дорожки во дворе, цветники – все делали сами всей семьей. Отец специально нас не учил, он работал, мы смотрели, помогали ему и одновременно учились.

Сейчас сами можем все делать, не хуже чем отец. Жаль только, что его уже нет с нами, как и матери. Ее мы похоронили в 2001 году здесь в Москве на Щербинском кладбище. Жизнь идет, мы растем, а родители уходят.

Я на заводе по своим чертежам заказал котел водяной из сварных труб. Замуровали его в печку, сделали разводку, установили батареи, и в доме стала работать своя водяная система отопления.

Город стал газифицироваться, и мы установили у себя газовую плиту на привозных баллонах с газонаполнительной станции.

Дом получился на загляденье, но пришла пора учиться дальше. Я поступил в аспирантуру, Иван поехал в Ленинград в военно-морское училище, а после окончания школы приехал ко мне в Москву и младший брат – Владимир. Замахнулся он сразу на МГУ, но видно периферийной школы для этого оказалось мало. Сдавал потом в институт стали и сплавов – не хватило одного балла. Что делать? Возвращаться назад к родителям – нет, надо учиться. Поступил он в Москве в ПТУ на плотника и одновременно на вечерние подготовительные курсы в этот же институт. ПТУ он закончил с красным дипломом, это дало ему право сразу сдавать экзамены в институт. В этот же год он стал студентом МИСиС.

Вот так своим трудом без всяких протекций мы учились. И наши дети нас не огорчали. Наша дочь Ольга вместе с будущим мужем Сережей, учась в 11 классе, ходили заниматься на подготовительное отделение и, по результатам экзаменов там, сразу стали студентами Московского строительного института. Сейчас давно уже работают.

Дочь Ивана Игнатьевича – Маша студентка 3 курса Академии экономической безопасности. Дочь Владимира Игнатьевича – Лена студентка 2 курса истфака МГУ. Обе студентки Ялфимовы учатся не на платных отделениях (у нас, к сожалению, таких денег нет платить за обучение), а, выдержав конкурс, поступили на бюджетные, то есть на бесплатные отделения своих учебных заведений. Сын Ивана тоже Иван закончил Академию ФСБ. Конечно, мы гордимся детьми. Тут и их заслуга, да и наша ведь тоже.

Теперь вот растут внуки. У нас уже двое: Андрей и Артем. Загляденье сорванцы.

Водим их по два раза в неделю на секцию футбола при стадионе ”Динамо” и на борьбу в спортзал строительного института, где их родители учились. Мы с женой пенсионеры и все время отдаем любимым внукам. У Ивана с Валентиной очаровательная четырехлетняя внучка Настя, но они еще работают и живут далеко друг от друга и поэтому видят ее гораздо реже. А вот у Володи две девочки еще не порадовали родителей, одна из них только стала студенткой, а другая – Таня заканчивает школу и мечтает тоже об институте.

 

 .  

ДРУЗЬЯ

Друзья окружают нас всю жизнь: в детстве, в школе, в институте, на работе, в старости. Но меняется время, меняются друзья – люди переходят в другую сферу деятельности, переезжают и меняют место жительства, … . Но есть друзья, что остаются навсегда.

В школе мы дружили вчетвером: я, Толя Соловьев, Гена Меньщиков и Боря (Айбар) Шманов. С Толей мы просидели три года за одной партой в 8, 9 и 10-м классах. После окончания школы он по направлению военкомата поехал поступать в военное училище. Мать его (тетя Лена Соловьева) одна тянула двоих ребят: Анатолия и младшего Виктора. Жить было тяжело, она специально пошла работать поваром, чтобы хоть немного подкармливать ребят.

Толик поступил в Оренбургское Высшее военное училище летчиков, в котором в свое время учился Ю.А. Гагарин. Я во время своих командировок заезжал к нему в училище. Оно было на окраине Оренбурга, идти надо было по деревянному навесному мосту через Урал. Урал там не широкий, не то что в Гурьеве. Увольнительные давали не всегда, мы перелезали через забор (молодые, ловкие были).

Через пять лет лейтенант Соловьев с молодой женой начал службу по гарнизонам, а я в 1968 году поступил в аспирантуру в Москве. Переписывались, изредка встречались. В 1972 году мы купили кооперативную квартиру. Для уплаты первого взноса Соловьевы дали нам с женой тысячу рублей в долг безо всяких условий. Сумма по тем временам очень большая.

Родители с обеих сторон подарили нам по такой же сумме. Так мы стали обладателями кооперативной квартиры с рассрочкой последующей выплаты в 15 лет. Долг я ровно через год отдал. Пришлось, конечно, как говорят, вкалывать: и дипломников вел, и на четверть ставки работал дополнительно, и всякие экономические занятия, учебу проводил по вечерам, и по субботам.

Капитан Соловьев в это время поступил в Военно-воздушную академию имени Гагарина в г. Монино под Москвой. Вот здесь мы уже ездили друг к другу в гости, как только позволяло время. У нас квартира пустая и они без удобств жили в общежитии для слушателей академии. Но разве это было препятствием. Стол можно было соорудить из чемоданов, а спать на полу. Закончил Анатолий академию майором и опять пошли гарнизоны: Белая церковь, Усть-Каменогорск, Моздок, … .

В 1986 году приехал он в Москву полковником как делегат XXYII съезда партии от делегации Украины. Делегаты съезда жили в гостинице «Россия», а жена его с подругой (жена заместителя Анатолия в полку) остановились у нас. Я к их приезду повесил над входной дверью большой плакат: «Привет жинкам делегатов партийного съезду!».

В последний день работы съезда для делегатов был концерт в Кремлевском Дворце. Анатолий был там с женой, а вечером после девяти часов мы все вместе смотрели за праздничным столом трансляцию концерта в записи. Смотрим, оператор показывает среди зрителей Толю с Аллой, потом еще раз, потом снова. Мы хором: - Почему это Вас так часто показывают?
А он отвечает: - Да я дал оператору десять рублей, вот он и старался.
Конечно, это вышло чисто случайно, но смеялись мы долго.

А после последнего гарнизона в Моздоке, командира авиадивизии, генерал-майора Соловьева Анатолия Ивановича перевели в Москву на должность зам. командующего дальней авиацией по боевой подготовке. Эта должность только для летающего летчика. И он продолжал летать теперь уже на стратегических бомбардировщиках – современных ракетоносцах ТУ-160, и даже одним из первых освоил на них дозаправку в воздухе. Делегация ВВС и он в том числе на своих самолетах летала в Америку с дружеским визитом.
Первое время пока не решился вопрос с жильем жил у нас, потом дали комнату в общежитии, а уже затем квартиру. Теперь стало можно ходить в гости семьями. Так вот продолжается школьная дружба полвека.

Кончилась школа и в 1959 году я поступил в Куйбышевский (ныне опять г. Самара) Плановый институт. Однако реформа Н.С. Хрущева, тогда студенты первые два года должны были работать на заводах, а учиться во вечерней системе, заставила меня по здоровью перевестись на заочное отделение. Вернулся я в Гурьев и 8 января 1960 года вышел на работу на Гурьевский нефтеперерабатывающий завод (ГНПЗ) учеником в цех КиП и Автоматики. Через 3,5 года после окончания 3-х курсов института был переведен на рядом строящийся химзавод инженером в отдел комплектации оборудованием.

Друзей было много, работа была интересной. Много специалистов приехало с других мест. Прислали выпускников с Чимкентского политехнического института и с Днепропетровского химического техникума. Пока завод строился, к нам в отдел комплектации направили их (в основном девушек) помогать разбираться с проектно-сметной документацией, составлять заказные спецификации и заявки по ним на заказ оборудования в Союзглавкомплекты и прочие комплектующие и снабженческие организации. Мы работали в большом актовом зале заводоуправления, столы были завалены техдокументацией. Конечно все подружились, ходили гулять по вечерам, в выходные на пляж на Урал. Однажды Нана Назарбегова предложила приготовить армянскую далму. Нам с Женей Карповым велели принести молодых виноградных листочков. Мы по темноте своей нарвали каждый у себя в саду самые маленькие, только что распустившиеся листочки. Принесли два пакета, высыпали на стол у них в общежитии, а девчонки стали хохотать. Оказывается листочки должны быть молодые, но такие чтобы в них можно было завернуть мясо. Вот мы взрослые парни оказались такими серыми.

В 1967 году завод ввели в эксплуатацию, а через год я поступил в аспирантуру. Многие ребята, став классными специалистам, разъехались по другим новостройкам, девчонки повыходили замуж. Я встречался со многими потом. Например в Могилеве видел Колю Пономаренко, Володю Ершова, Гайка Айрапетяна на комбинате «Лавсан», в Навои – Володю Леонтьева, в Тбилиси – Нану Назарбегову, … . Но время разбросало нас по городам и сейчас связь порвалась.

Были у меня друзья из города Шевченко – столицы Мангышлака. Город, построенный из бело-розового ракушечника, прямо как сказка поднимается многоэтажными домами с обрывистого берега седого Каспия. В городе огромный Прикаспийский горно-обогатительный комбинат с рудником на дне самой глубокой впадины на земле Кара – Гие, откуда Белазы поднимаются с рудой как по серпантину на поверхность. Обогатительная фабрика, несколько химических заводов, работающих на отходах фабрики, атомная электростанция и первый в мире атомный опреснитель морской воды строила вся страна. Пионерами освоения была группа специалистов с Украины из Желтых Вод под руководством Рубена Арамаисовича Григоряна, в последствии награжденного Золотой Звездой Героя соцтруда. Шевченко, получивший статус города в 1963 году, был удостоен Золотой медали имени Патрика Амберкромби, которую Международная ассоциация архитекторов вручает раз в три года городу, наилучшим образом приспособившему неблагоприятную среду для обитания человека. За архитектуру этого города в 1977 году группе архитекторов под руководство А.А. Короткова присуждена Государственная премия СССР. Недалеко сравнительно (километров 300 – 350) есть на Мангышлаке поселок Форт – Шевченко (бывший форт Александровский, как русское военное укрепление с 1846 года), где в свое время с 1847 по 1857 гг. отбывал ссылку Т.Г. Шевченко. Но нет теперь в Казахстане ни города Гурьева, ни города Шевченко, его переименовали в Актау (Белая Гора).

Я много раз был там и из Гурьева, и потом из Москвы: ездил и в командировки, и в отпуск с семьей отдыхать на Каспий. Где теперь мои друзья: Толя Зинченко, Юра и Галя Савченко, Володя Животок – не знаю. Другая страна, другой город, другой порядок.

Со времени поступления в аспирантуру минуло уже 37 лет. Поступало нас тогда трое: Женя Калинкин из Куйбышева, Валера Федько из Новосибирска и я. Познакомились на экзаменах в сентябре 1968 года. Были и другие претенденты, но по итогам зачислили нас. Я так сразу сдавал не вступительный, а кандидатский минимум. Зачислили нас в декабре и вот с тех пор знаем друг-друга, и не только знаем, а дружим все это время семьями. Наша троица оказалась самой результативной в истории кафедры снабжения и сбыта МИНХа им. Г.В. Плеханова.

На пребывание в аспирантуре с оплаченной стипендией дается три года. За это время надо пройти курс обучения, сдать экзамены в объеме кандидатского минимума по философии, специальности и иностранному языку (если сдавал только вступительные экзамены), со 2-го года участвовать в педагогической работе со студентами, набрать материал для диссертации, написать ее и защитить. Далеко не всегда удается это, защита, как правило, по разным причинам откладывается на потом. Мы все трое к декабрю 1971 года отлично защитили кандидатские диссертации, став кандидатами экономических наук. Зав. кафедрой Николай Дмитриевич Фасоляк был очень доволен и гордился своими питомцами.

Вот летом 2003 года мы все трое ездили в гости к его вдове Лидии Васильевне, были на могиле Николая Дмитриевича. Он похоронен недалеко от своей дачи в Снегирях под Москвой.

Часто встречаться всем троим, конечно, трудно. У каждого семья, дети, а у меня есть и внуки. Валерий Павлович Федько теперь доктор наук, живет в Ростове-на-Дону, сам учит студенов и пишет учебники. Евгений Васильевич Калинкин тоже доктор наук, профессор, зав кафедрой экономики, отец троих детей. Дети умницы, не подвели отца. Особенно девочки – погодки Ксения и Кира. Обе закончили институт кооперативной торговли и давно работают. Старшая Ксеня – ведущий специалист одного из коммерческих банков, а младшая Кира в Академии народного хозяйства имени Плеханова. Сам Женя только в 30 лет поступил в аспирантуру, а Кира в 28 лет уже защитила кандидатскую диссертацию, читает лекции по ипотечному кредитованию и оценочному делу.

Встречаемся мы часто, благо живут они совсем рядом от нас в Перловке под Москвой. Тут как-то наш внук-первоклассник меня спрашивает:
- Дедушка, ты куда собираешься?
- Да, я к дяде Жене Калинкину. Помочь он просил на участке кусты смородины прорезать и багажник на машину поставить.
- Дед, а ты деньги получишь?
- Какие, Андрюша, деньги?
- Ну, как же. Ведь за работу деньги платят.
Пришлось объяснять, что это же друзья, а друзья друг-другу только помогают. Вот они новые веяния жизни, которые с усердием вдалбливаются в головы людей (особенно молодежи) с экранов телевизоров, в рекламах, со страниц газет и журналов.

Здесь же в Плехановке подружились мы с Дмитрием Тимофеевичем Новиковым. Он был постарше нас, уже кандидатом наук. Веселый мужик, любитель остроумных анекдотов, с превосходным складом аналитического ума. Помимо кафедры работал он еще в НИСе по хоздоговорным темам и стал привлекать нас. Это был и дополнительный опыт для нас в научной деятельности и деньги дополнительные. Стипендия аспирантская составляла 100 рублей в месяц и 30 – 50 рублей дополнительно в месяц по НИСу были не лишними. Тимофеич (как мы его звали) был как куратор для нас и старший друг. Он давно доктор наук, профессор. После Н.Д. Фасоляка заведовал кафедрой, сейчас член ВАКа. А для нас он, прежде всего друг. Встречаемся семьями, чаще всего в просторном и уютном доме Калинкиных в Перловке, где всегда рады гостям, благодаря стараниям хозяйки дома Нины Константиновны и их дочерям Ксении и Киры.

Учась в аспирантуре, я жил в аспирантском общежитии Минхимпрома, а не в Плехановке. В этом общежитии мы и с женой жили полгода, потом полгода снимали комнату в 11 метров после окончания аспирантуры, а уж затем стали обладателями кооперативной квартиры. Естественно там у меня появились друзья. Их было много, но друзьями на всю жизнь стали двое: Альфред Алоев и Захар Соломон. Алик был аспирантом физико-химического института им. Карпова, а Захар – во ВНИИВе в Мытищах. Днем были все заняты в своих институтах, в библиотеках, а по вечерам, как сейчас говорят, прикалывались.

Общежитие было большое, пятиэтажное, был свой буфет с буфетчицей Машей. Мы у Маши заранее покупали в складчину ящик пива, приносили его ко мне в комнату (я жил один), накрывали черным покрывалом и приглашали девушек смотреть фильм «Тайна черного ящика». У меня всегда была вобла (присылали из Гурьева). Приходили девчонки, мы торжественно снимали покрывало с ящика, раскладывали воблу и конечно отказаться от такого «фильма» уже никто не мог.

Захару в институте стеклодув выдул из стекла красивый графинчик, а внутри посадил маленького стеклянного медвежонка. Мы заполняли его «огненной водой», добавляли клюквенного сока, медвежонок становился невидимым и чтобы освободить его приходилось «бороться» с этим графинчиком. Это у нас называлось – раздеть медведя.

Конечно, не только в этом заключались наши развлечения в часы досуга. Были поездки по Подмосковью: Троице-Сергиевская лавра в Загорске, Абрамцево, Архангельское, Пироговское водохранилище. Ездил я со своими студентами (был куратором одной студенческой группы) на озеро Сенеж, ездил с братьями своими на рыбалку под Солнечногорск, в Тишково, … .

Вот на память осталась фотография в виде странника, пешком идущего по земле Русской. Это снимал младший брат Володя, когда мы с ним ездили за малиной под деревню Глебово по Ярославке на 55 километр.

Не обидел Бог друзьями и моих братьев.

У Ивана со школы был друг Слава Чукалин. Встречались они даже и здесь в Москве. Помню перед моей защитой он приезжал и помогал рисовать мне таблицы и схемы. Потом уехал учиться в Днепропетровский медицинский института, стал хирургом. И тоже связь, к сожалению, прервалась. Другая страна, визы, регистрация, таможенные и пограничные досмотры… .

С Витей Железняковым они учились вместе в Ленинграде в Высшем военно-морском училище. Вместе служили на атомных субмаринах в Заполярье. Потом Виктора перевели служить в институт связи в Мытищах под Москвой. Следом и Ваня оказался здесь: сначала в Чехове-2 под Москвой, а потом и в Москве в самом центральном аппарате. Сейчас капитан 1-го ранга в отставке Виктор Алексеевич Железняков работает в администрации города Мытищи. И они также дружат семьями и нас не забывают.

Здесь в Москве мы все трое братьев познакомились с Виталием Пешковым. Он тоже выходец из уральских казаков, уроженец города Уральска. Окончил истфак МГУ. Занимается в свободное время историческими исследованиями по Уральскому казачеству. Пытались мы организовать и зарегистрировать что-то вроде общины (землячества) потомков уральских казаков. Здесь в Москве много представителей, но к большому сожалению ничего не вышло из этого. А знакомство с Виталием переросло в дружбу. Сейчас Виталий Станиславович Пешков работает заместителем руководителя аппарата одного из комитетов Госдумы, он государственный советник 2-го класса.

Настоящие друзья, они всегда друзья.

 .

 .  

МИСТИКА

За всю войну отец не получил ни одного ранения, даже царапины. А вот в мирной жизни судьба распорядилась иначе.

Огороды в Гурьеве поливались водой, которую качали из Урала или его рукавов ветрянки. Внешне они похожи на ветряные мельницы. Четыре столба, вкопанные в землю, составляют конус высотой 7 – 10 метров. Они сшиваются с каждой стороны перекладинами (типа лестницы), чтобы можно было забираться наверх. Наверху конуса (усеченного конечно) крепится металлическое кольцо, а на нем крутящаяся прямоугольная рама. Поперек рамы коленчатый вал. С одной стороны вала крепятся крылья, а с другой деревянный шест (хвост), чтобы можно было поворачивать раму и устанавливать крылья под ветер. Крылья – это конусообразные прямоугольные рамы обшитые фанерой. Подвешиваются и крепятся они на болтах с гайками к лопастям крестовины, приваренной к коленчатому валу.

Крыльев может быть от 4 до 6. От середины коленвала идет через муфту вниз шток, на котором насажен поршень. Он вставляется в цилиндр, а к нему через фланцы крепятся трубы, что опускаются в речку. В цилиндр заливается вода (2-3ведра), хвостом поворачиваешь раму, ставя крылья под ветер, и ветрянка начинает качать воду для полива. Крылья крутятся, шток от коленвала то поднимает, то опускает поршень в цилиндре и вода, всасываемая из реки, вытекает из верхнего отверстия в цилиндре в желоб. А далее по распределительным валам вода течет по грядкам. Так работают ветрянки. Сейчас уже у многих стоят электронасосы, а раньше поливали только ветрянками.

Ветер, налетая порывами, часто ломает крылья. Их надо тогда снимать, на земле ремонтировать, затем поднимать на веревках наверх и заново крепить к крестовине (лопастям) коленвала.

Вот такой работой занимался отец однажды в каком-то пятидесятом году. Монтажных страховочных поясов не было, иногда привязывались к столбу веревкой и только. И случилось несчастье. Отец сорвался, упал и в результате – ушиб грудной клетки и перлом шести ребер. Парашютист-десантник и увы. Обошлось без гипса. Почти два месяца ходил туго замотанный длинными жесткими (вафельными) полотенцами и все срослось.

Но была и вторая напасть на отца, даже с мистическим предупреждением. У нас 31 июля в 1973 году родилась дочка Оля. Это была первая их внучка.

Мать после окончания огородной страды (они уже жили в новом доме вдвоем, так как мы все разъехались) собралась к нам в гости. Прилетела она на самолете в начале ноября, а к Новому году засобиралась домой. В конце декабря посадили мы ее в прямой прицепной вагон «Москва – Гурьев» на поезд «Москва – Душанбе», позвонили и сказали, когда встречать мать. Поезд должен был прибыть по расписанию в Гурьев вечером. Отец вместе с маминым братом Владимиром Ивановичем поехали на его машине встречать.

Из-за снежных заносов поезд опоздал. Объявили, что прибытие будет в 3 – 4 часа ночи. Они вернулись и договорились, что Володя поедет один, а отец останется дома и к их приезду накроет стол, вскипятит чайник. Так и расстались (наши дома были почти рядом – через 5 -6 домов друг от друга).

Отец лег спать и (как он нам потом рассказывал) видит сон. Он сидит в кресле и к нему плывет по воздуху черная рука. Он пытается увернуться: туда – сюда, но встать и уйти не может. В конце-концов рука подплывает и хватает его. Отец дергается, вырывается, пытается ее сбросить, но тщетно. В конце – концов рука срывается и уплывает куда-то дальше. Он просыпается в холодном поту. Время показывает, что скоро придет поезд. И несмотря на уговор с Володей, отец встает, одевается и идет к Владимиру Ивановичу. Тот его уговаривает остаться – нет, поедем вместе.

Приезжают, идут на перрон. Подходит поезд, но оказывается не тот, а московский поезд объявляют, подходит на следующий перрон. Толпа встречающих несется с перрона на перрон (те туда, а эти оттуда). Ночь, зима, скользко и нечаянно отца сталкивают с перрона на рельсы. Левая нога в районе голени попадает под колесо уже останавливающегося тепловоза у барьера.

Отца достают, несут в машину к Володе. Владимир Иванович находит знакомых, просит встретить нашу мать (объясняет кто она и в каком вагоне), а сам везет отца в больницу нефтяников в хирургию. Звонит оттуда нашему общему другу Анатолию Васильевичу Гурину (врачу-дантисту). Прибегает Анатолий (его дом рядом с больницей), ставит, как говорят, всех на уши. Отцу делают операцию, ногу ампутируют под колено. А мать привозит домой Володин знакомый. Утром приезжают Володя с Анатолием. Объясняют и успокаивают ее. Отец лежит в больнице несколько месяцев.

Верь – не – верь, а вот он вещий сон. Ведь было же предупреждение отцу: хватала его черная рука смерти и упустила. И договаривались они, что не надо ему было ехать на вокзал. Но какая-то сила потянула все-таки туда. Не внял отец предупреждению и вот результат.

Нам детям никому не сообщают об этом. На совете родственников решают, что наш приезд ничем не поможет. Наша помощь будет нужна потом. Летом младший брат Володя, после сдачи экзаменационной сессии, едет к родителям на каникулы и только тогда мы узнаем обо всем. Он привозит отца в Москву. Я получаю разрешение на изготовление протеза отцу на протезном заводе. Его изготавливают и нужно ехать получать протез, а у отца приступ – непроходимость урины. Приезжает скорая и увозит его в 20-ую горбольницу. Диагноз – аденома простаты. Нужна операция.

Делает ее зав. урологическим отделением, к.м.н. Александр Авксентьевич Буркат. Одновременно проводят биопсию. Новости неутешительные – опухоль злокачественная. Объяснение Бурката таково: простатит развивался постепенно с возрастом, а стрессовый шок, неподвижность после ампутации – резко стимулировали этот процесс и началось перерождение клеток простаты. Отец стоически перенес все это, хотя и стал инвалидом 1-ой группы. С протезом ему стало трудно справляться, тем более что первое время он ходил с отводящей трубкой. Вернувшись домой он сам смастерил себе деревянную ногу и ходил с ней, а не с фабричным протезом. В кино часто показывали как солдаты после 1-ой мировой и гражданской войн, потерявшие ногу, мастерили себе такие деревянные «протезы».

Благодаря А.А. Буркату отец был жив еще шесть с половиной лет. Но раз в год, или в полтора года он приезжал сюда к нам в Москву и ложился на месяц – другой на профилактику к Александру Авксентьевичу. Но рак есть рак. В последний год он сильно мучился от боли и в сентябре 1980 года мы его похоронили.

Раньше часто ездили в Гурьев. А сейчас трудно стало. Много причин. Самолетом – очень дорого. Только билет (туда и назад) одиннадцать тысяч рублей. Поездом ехать – теперь надо делать пересадку в Астрахани. Поезд «Москва – Душанбе» уже не ходит. Приедешь на неделю, из них 2 – 3 дня уходит только на регистрацию. Вот они порядки новые – самостийные.

Я много рассказывал и рассказываю своим внукам о Гурьеве, Урале, о том как мы там все жили, как их мама, научившись плавать в наши приезды туда, запросто переплывала Урал, о нашем саде и доме. О том как однажды наша Оля пропала в саду. Мы ее обыскались, а она спряталась в винограднике и, сидя на корточках и не притрагиваясь руками до кистей винограда, обкусывала их ртом. А они меня просят: дед, а, дед, ну когда поедем на твою Родину? Но остается только рассматривать фотографии того времени. Среди них и памятник отцу, сделанный собственными руками на его могиле.

 .

 .  

РАЗДУМЬЯ

Вот пришло время и для раздумий. Вспоминаешь, сравниваешь как было у нас, в наше время и как сейчас. Конечно нужно быть объективным, жизнь ведь на месте не стоит. Но реалии сегодняшней жизни зачастую проигрывают в сравнениях.

О компании замены льгот ветеранам (всем без исключения ветеранам и инвалидам) на, так называемую, монетизацию (причем усредненную монетизацию) не хочется даже говорить. Год назад я прочитал в «Комсомолке» такие стихи одного ветерана:

«И смотрю я, как, с рассвета жизнь кляня,
Победителей забытых поколенье
Стеклотарой и медалями звеня,
Сокрушительное терпит пораженье.»

Идеологов и реализаторов этой реформы, наверное, можно назвать словами Чингиза Айтматова – Манкурты.

Я уже писал как мы читали и что читали. У нас в зависимости от возраста были для подражания свои герои книг и кинофильмов того времени. Это Алексей Маресьев, Ваня Солнцев из «Сына полка», капитан Немо, Чук и Гек, пограничник Никита Карацупа, Том Сойер и Гекельберри Фин, партизанка Таня и пионеры – герои времен Великой отечественной войны, дети капитана Гранта и Овод, Доватор и Ковпак, Чапаев, герои книг Александра Беляева и А. Грина, Ивана Ефремова и Обручева, Спартак – всех не перечислить. А какие герои вдалбливаются в головы наших внуков и подрастающих правнуков? Гарри Поттер, ребята из «Бригады», менты, все и всех побеждающий спецназ в кино (а не в жизни), «Татушки», светские львицы «а’ля Ксюша» и им подобные.

Мы плачем, что до сих пор нет объединяющей нацию идеи. Вот пример. Ровно год назад, перед 9 мая 2004 года, я послал письмо новому министру культуры России А.С. Соколову. Написал: «Предлагаю Вашему вниманию идею открыть на страницах центральных газет специальную рубрику – Летопись поколений». Написал, что в публикациях этой рубрики люди будут рассказывать о том, чему я посвятил страницы этой книги. Высказал свое мнение: «Считаю, что эта проблема является очень важной и актуальной особенно в наше время, когда весьма заметен перекос в оценке приоритетных ценностей на страницах нашей печати».

Письмо дошло, и я даже получил ответ за подписью одного чиновника из этого министерства под фамилией Ю.С. Пуля. И вот, что мне ответили: "Сообщаем, что в соответствии с Законом РФ «О средствах массовой информации» от 27.12.91 г. (ст. 42) редакции печатных периодических изданий осуществляют свою деятельность на основе профессиональной самостоятельности, поэтому никто не в праве обязать редакцию опубликовать какой-либо материал, если иное не предусмотрено законом".

Ну что тут можно сказать? Была у А.И. Райкина такая интермедия: они нам про насосы, а мы им отвечаем про колеса.

27 лет прожил я в родном городе. Общался, дружил, работал с сотнями людей разных национальностей. В Гурьеве были спецпереселенцы из Крыма, Чечни, поволжские немцы, корейцы с Дальнего Востока. ГУЛАГов не было, а спецпереселенцев было много.

В нашей школе работал преподавателем математики Ованес Еремович Мартиросян, а преподавателем истории Илья Семенович Колояниди. Оба выходцы из Крыма. Директором клуба рыбников, а затем преподавателем рисования и труда – Владимир Юрьевич Коринблит. Он организовал и вел в школе кружок ”Умелые руки”, мальчишки ходили за ним по пятам табуном. Многие работы из нашего кружка по выпиливанию и выжиганию по дереву были экспонированы в городском краеведческом музее. А выжженный мною портрет президента США Ф. Д. Рузвельта попал в число экспонатов из Казахстана на всемирную выставку в Брюсселе в 1958 году.

Управляющим Гурьевским рыбным трестом был еврей Ротань, главным инженером рыбкомбината – кореец Ем Рика, директором Гурьевского нефтеперерабатывающего завода (ГНПЗ) – поволжский немец, окончивший институт имени Губкина в Москве, руководителем народного театра при Доме культуры ГНПЗ – Белла Давыдовна Юнович, директором химзавода – армянин Сурен Григорьевич Петросян, его жена – украинка работала инженером в заводской ЦЗЛ. Начальником азотно-кислородного цеха – одессит Коля Пономаренко, механиком завода – украинец Валентин Федько, механиком одного из цехов – белорус Микола Краснов. Замдиректора по снабжению и сбыту – С. Г. Финкельштейн, начальником ОКСа, а затем заместителем директора по капстроительству – Гак Хаскель Абрамович, председателем горсовета был русский – Пустохайлов И. Д., а облисполкома – казах Мендегалиев.

Было много чеченцев и никакой вражды: вместе ходили на танцы и никаких драк на почве национализма. Откуда это сейчас взялось, кто породил семена ненависти между людьми?

Мой средний брат женат на дочери болгар, выселенных из Крыма. Познакомились и подружились они в местном ВИА. Иван играл на кларнете и саксофоне, а Валя участвовала в ансамбле. Потом она уехала в Алма-Ату учиться в инязе, а Ваня полетел в Ленинград и стал курсантом Высшего военно-морского инженерного училища, что в здании Петровского Адмиралтейства.

Встречались только на каникулах, а перед окончанием учебы прилетел он курсантом 5 курса в Алма-Ату к своей невесте на свадьбу. А потом направление на Северный флот, в Гаджиево, на атомную субмарину. И были они там 12 лет. Там вырос сын Ваня. Полгода светло, полгода полярная ночь. Служба, несколько ”автономок”, т. е. походы под водой по 60-90 суток без всплытия. Такова специфика службы по охране рубежей нашей Родины.

Пришел на флот лейтенантом, а возвращался в 1985 году капитаном 3 ранга. И никакой ”дедовщины”, никаких ”нацотношений” не возникало. А сколько еще примеров можно привести.

В одной из глав я рассказывал о своих друзьях. Вот возвращаюсь к ним снова. Подружились мы с Захаром со времен аспирантуры, и вот уже более 35 лет дружим семьями. Он еврей, а другой друг Альфред Алоев – армянин из Тбилиси. Вместе жили в аспирантском общежитии. Захар Григорьевич Соломон был аспирантом НИИ искусственного волокна, что в Мытищах под Москвой. Там защитил кандидатскую диссертацию, там его приняли в партию, там же оставили работать старшим научным сотрудником. Я, став кандидатом экономических наук, работал в разных НИИ и завотделом и завсектором, окончил вечерний факультет Университета марксизма-ленинизма (Тимирязевское отделение), но в партию так и не приняли – все время числился в резерве. И еще утверждают, что в Союзе жить не давали из-за пятой графы в анкете.

А вот когда начался парад суверенитетов, то армянина Алоева выжили из института физики в Тбилиси. Как он говорил, когда приехал и жил у нас, пока искал работу: ”У нас заставляют не только читать и писать по-грузински, но и думать надо только по-грузински”. И вот физик после долгих поисков нашел работу: завозить продукты, развозить продукты и дежурить по ночам, как надзиратель за персоналом, чтобы не растаскивали, а все докладывали по нормам при выпечке изделий. Конечно, надолго его для такой работы не хватило.

Правильно говорит народная поговорка: что имеют, не ценят, а потеряют, плачут.

За свои 43 года трудовой деятельности (с января 1960 по август 2003) я работал во многих организациях и на разных предприятиях, включая и коммерческие структуры. Но не везде и не всегда работа приносила радость и удовлетворение. Есть классическое утверждение, что человек счастлив тогда, когда «Утром с радостью идет на работу, а вечером с еще большей радостью спешит домой». Это аксиома, но к сожалению такое бывает не у всех и не всегда.

Первые свои 3 года и 3 месяца я работал на ГНПЗ. Работа на заводе радовала, я входил в настоящую трудовую жизнь. Сначала помогал мастеру в ремонте и госповерке манометров, потом меня перевели в пирометрическую лабораторию. Научили ремонтировать и обслуживать термопары, гальванометры, потенциометры, газоанализаторы, а потом появились и хроматографы. Каждое утро нужно было обойти все цеха завода, проверить работу этих приборов, а после обеда стационарный ремонт приборов в лаборатории. Все это было интересно, все радовало.

Потом перевод на рядом стоящийся химзавод на инженерную должность. Работа над проектной техдокументацией, составление заявок на оборудование контроля и автоматики, бесконечные командировки – это был уже выход за рамки своего отдела от имени завода во внешнюю жизнь, активности было не занимать. В школе в 9 и 10 классах – секретарь комитета комсомола, на обоих заводах – член комитета комсомола и одновременно зам. секретаря комсомольской организации. Несколько раз говорили мне – пиши заявление о приеме в партию, но я стеснялся, считал, что еще рано, не достоин.

Уйма друзей по заводу и по городу. Активно, как внештатный корреспондент, публиковался в газетах: областная «Прикаспийская коммуна» и краевая «Западный Казахстан». Тут и новости с завода, события городской жизни, работа комсомольской организации и даже рецензии на концерты и спектакли. При ДК ГНПЗ был Народный театр и балетная студия. После каждой премьеры или концерта на следующий день у меня готова рецензия, а друг Толя Стойчев делал фотографии для газеты. Он работал в том же цехе КИП на ГНПЗ и в Доме Культуры заведовал фотолабораторией.

Интересна судьба этого парня. Сын спецпереселенцев – крымских болгар. Отработав на заводе после школы два года, был направлен как заводской стипендиат в нефтехимический институт им. Губкина. После института вернулся на родной завод инженером вместе с женой (она училась в МИСИ в Москве). Молодой, высокий и красивый парень, чемпион города по настольному теннису. И несчастье – облитерирующий эндартериит (закупорка сосудов нижних конечностей). Ампутация левой ноги по бедро. Конечно это удар, но он встал на ноги (на протез), стал ходить и водить машину с ручным управлением. Через несколько лет еще один удар под дых – ампутация второй ноги по колено. Я и школьный друг Гена Меньщиков устраивали его здесь в институт Вишневского и в ЦИТО. У нас сердце замирало, а каково ему было? И он снова встал на двух протезах, ходит, водит машину, открыл в Гурьеве студию звукозаписи. Они с женой вырастили двух детей. Такой силой духа и мужества можно гордиться.

Когда завод ввели в эксплуатацию, меня назначили начальником Бюро экономического анализа. Вот здесь стало скучно. Мои две сотрудницы на основе цеховых плановых и фактических калькуляций делали расчеты по экономии или перерасходу. Я анализировал и писал пояснительную записку для руководства завода и в местком профсоюза для подведения итогов по соцсоревнованию. Все повторялось из месяца в месяц. Интерес к работе пропал. Во время учебы в институте повышения квалификации Минхимпрома, куда меня направили от завода на 1,5 месяца, я вышел на Плехановку и все узнал на счет поступления в аспирантуру.

Так, в декабре 1968 года я стал аспирантом. Конечно, здесь все было интересно, начиная с самостоятельной жизни в общежитии. А вот после аспирантуры с 1972 по 2003 год только в 2-х местах я работал с превеликой радостью: это институт ВНИИКомплект и «Транснациональный Банк».

В институте я заведовал отделом технико-экономических исследований. Институт был создан на основе совместного постановления ЦК КПСС и СМ СССР от 1 апреля 1974 года о внедрении в практику народного хозяйства опыта Минхиммаша по созданию и организации поставок на стройки страны целых комплектных технологических линий, установок и агрегатов (КТЛ, УиА). Мы занимались разработкой методики и подсчетом экономической эффективности такого метода поставок по сравнению с поставкой оборудования методом «россыпи». Занимались подготовкой к аттестации и самой аттестацией КТЛ на Государственный Знак качества.

В моей лаборатории в отделе подобрались замечательные сотрудники: Тамара Кваскова, Люся и Алла Демины, Света Макарова, Дима Зубов и другие. Здесь я встретил парня, который жил в нашем аспирантском общежитии – Борис Лебедев. Мы были знакомы, но не более. А в институте подружились. До сих пор общаемся с Борисом Александровичем и с другим Борисом Михайловичем Летуновским, с которым вместе занимались аттестацией линий на Знак качества.

Институт не имел собственного помещения. Арендовали в разных местах, а основные службы размещались в 3-х этажном здании в самом начале улицы Шаболовка. Вот тоже на память об этом периоде жизни осталась фотография, где я стою у дверей родного института с племянником Ваней.

Руководил институтом замечательный человек Казаков Роберт Григорьевич. При нем добились выделения земельного участка в Алтуфьево и начали строить собственное здание. Но как всегда бывает первого директора института «съели» всякие проверочные комиссии. Пришел новый директор и привел сою новую команду. Конечно, многие вынуждены были уйти из института и я тоже.

Но не долго просуществовал институт. Когда первым секретарем горкома партии в Москве стал Ельцин, начался популизм. Ездил на работу на общественном транспорте вместе с народом (пару раз, но слух пошел), один раз сходил в участковую поликлинику на прием к врачу,… . Дальше – больше. Решил, что слишком много НИИ в Москве, надо сократить. Пошли проверки и в тоге ликвидировали два института в Москве. Среди них оказался и ВНИИКомплект. Не помогло и постановление ЦК и Совмина о его создании. А может свою черную роль сыграла дата его создания – 1 апреля? А к чему привело увлечение популизмом мы все знаем.

Вторым местом, где я работал с удовольствием, был Банк. Работал там почти 5 лет с 1 ноября 1993 года. Это был КБ «Транснациональный Банк». Шел туда можно сказать со страхом. Хоть и кандидат наук, а сфера деятельности совершенно не знакомая. Но освоился и освоил почти все направления работы банка: МБК (межбанковские кредиты), делопроизводство по выдаче и гашению собственных векселей банка, кредитование клиентов банка, ведение депозитов юридических и физических лиц, учет и отчетность денежных средств, … . В итоге стал Главным специалистом Управления ресурсов. Работа очень нравилась, хотя больших денег и не платили. Я работал во многих коммерческих структурах и понял, что их владельцы большие зарплаты никому не хотят платить. Свой интерес у них всегда дороже. Кончено все сводить только к деньгам нельзя, но куда же от них деваться. Ведь недаром в народе говорят: «Деньги зло, но с ними как-то спокойнее». А самый лучший вариант тот, когда получаешь от работы и моральное и материальное удовлетворение. Дай Бог, чтобы у каждого было так в жизни.

 .

 .  

ЭПИЛОГ

Вот прошла жизнь целых поколений: дедушек и бабушек, наших родителей, наша жизнь, идет жизнь наших детей и только начинается у наших внуков.

Кажется, мы прожили свою жизнь достойно. Я стал кандидатом наук, уже пенсионер. Брат Иван – капитан 1 ранга, продолжает работать советником в Государственной Думе. Младший брат – Владимир специалист по сплавам в одном из НИИ в Москве.

У каждого поколения были свои проблемы, победы и поражения, радости и горе. Многое из тех времен кажется непонятным, сейчас в это даже трудно поверить. Вот мои внуки спрашивают меня: «Дедушка, а ты когда был маленький, умел играть в «Денди», в «Сони плэстейшен»? Я говорю, что тогда не только таких игровых приставок, но даже еще и телевизоров не было. Было только радио (”черные тарелки”).

Я спрашивал у многих уже взрослых людей по 40-50 лет: что такое жмых? Никто не знает. А во время войны и после войны для нас детей это было лакомство, как сейчас для ребят ”Чупа-Чупс”. На Новый год елку мы украшали в основном самодельными игрушками. В продаже были, как правило, тисненые бумажные, а стеклянных шаров почти не было. В школе мы клеили из цветной бумаги игрушки и гирлянды из самодельных бумажных колец и украшали ими елку и зал. Но все это сейчас вспоминается без сожаления и горечи, а с радостью и удовольствием.

Да, жизнь продолжается. Жизнь стала лучше, интереснее, но и сложнее и труднее. И прожить ее надо достойно, несмотря ни на что. Так как прожили ее наши дедушки и бабушки, и как наши родители. Они жили не прошлым, а своим настоящим и будущим. Они были честные люди и прожили свою жизнь вместе со своей страной и с той эпохой, со всеми ее горестями и радостями. А мы, наши дети, внуки и правнуки должны помнить об этом и снимать шляпу перед нашими предками.  

 .

 

 .
 

 

Читать ВТОРУЮ ЧАСТЬ "Летописи поколений"

 

Вернуться в "ПУБЛИКАЦИИ"

 

Работает на: Amiro CMS